О чём думает индеец, путешествуя по России

лакота
Фото из личного архива Ванбли Глежка Токахе

Ольга Тимофеева

Однажды в детстве Ванбли Глежка Токахе пошел с отцом собирать вишню. Залезли на холм и увидели, как большой орёл поймал зайца. Они боролись на земле, и Ванбли не понял, что происходит. Отец сказал, что орёл собирается убить зайца. «Если ты вынужден убивать, чтобы жить, ты не пойдешь в ад», — добавил отец. Когда Ванбли вырос, он присоединился к банде в Лос-Анджелесе и старался жить, как орёл. Дрался, делал плохие вещи и думал, что это правильно. А потом, послушав бабушку, вспомнил, что значит его имя, и единственный в своей семье вернулся к традициям. Сейчас он живет в Ярославской области и уверен, что у местных в генах есть что-то от настоящих индейцев.

Дмитров. За рулем вишневой «Нивы» сидит грузный пожилой человек в широченной черной футболке, вытянутых штанах, босой, на его шее болтается амулет — бусы, ракушки и кусочек дубленой кожи. Из-за спины на плечо перекинута растрепанная коса. Взгляд оценивающий и скрытный.

Все, что я знала о нём, ожидая, пока он доедет из Переславля-Залесского, где живет, до места нашей встречи: он индеец. Фермер или что-то вроде того, музыкант или около того, духовное лицо или почти что вождь.

Привокзальная площадь города Дмитрова неприютная и пустая, глазу не за что зацепиться. Только мемориальная табличка на здании вокзала сообщает, что в войну здесь сражался бронепоезд и погибла смена железнодорожников. Тут нет ответа на вопрос, что делает индеец в русской глубинке.

Индеец жмёт педаль газа босой ногой, в замке зажигания болтаются ключи с брелоком в национальной стилистике. Кроме него в машине русская жена Наташа и годовалая дочь Винона. Машина берёт курс на Можайск — они едут туда, чтобы сделать ему регистрацию в ФМС. Он гражданин США и не говорит по-русски.

— Я надеюсь, все пройдёт гладко. Я хочу, чтобы все это быстрее было! — нервничает Наташа. — Потому что они нас замучили, все эти службы. Каждые полгода выезжать из страны и каждые три месяца регистрироваться!
— А нельзя получить визу на несколько лет?
— Я мог бы, — растягивает английские слова индеец, — но я не могу сейчас ничего сделать из-за нее, — и он показывает пальцем на ребенка как на предмет. — Но вообще мы должны поехать туда. Её, — он снова показывает на ребенка, — надо включить в моё племя. Современные индейцы должны проходить регистрацию.

— Индейцы начинают рассказ издалека. Но чем дольше вы с нами, тем больше узнаете, — мотивирует Наташа.

— Самое важное, — продолжает мужчина, — вам сначала надо узнать, кто я и что я. Большинство индейцев в наши дни превращается в самых обычных американцев. И нам это не нравится. Моё племя, мой народ, лакота, наиболее традиционны из всех. И мы стараемся бороться за то, чтобы сохранить всё, что у нас есть. Мы не хотим ничего потерять.

✿   ✿   ✿

Имя Ванбли Глежка Токахе переводится как «Лидирующий Пятнистый Орел». Он играет в индейской рок-группе «Эрроу Спейс», верит в индейского бога Вакан-Танка и принадлежит к племени лакота, которое Фенимор Купер называл сиу. Слово «сиу» лучше не произносить.

— Мы не называем себя «сиу», мы говорим «лакота», — поправляет Фенимора Купера Ванбли.
— «Сиу» — это французское слово. Оно означает «грязный», — добавляет Наташа.
— О, простите!

Стоит только индейцу вспомнить про Вакан-Танку, как «Нива» вывозит его на широкое поле, обрамлённое пышными лесами. Перемигиваются золотые купола сельской церкви. Солнечные блики проникают в салон машины.

— Когда лакота смотрит на деревья, — говорит индеец, — он видит родственников, семью. В английской логике это просто непонятно. Мой народ скажет: «Посмотри на этот народ деревьев, посмотри на всех этих родственников!» Если бы вы изучали мой язык, первая фраза, которую бы вы выучили, была бы «митакое оясин». Что означает «мы все родственники, мы все одной крови!» Не только люди, а вообще всё, что есть на Земле: мы сотворены из одного. Лакота до сих пор мыслят таким образом.

Древесные родственники пробегают за окном машины.

— Мои люди вынуждены жить в американском обществе. Американское общество — оно расистское. Когда ты цветной, как я, ты вынужден тусоваться вокруг людей с таким же цветом кожи. Мы выглядим как мексиканцы, это наша проблема. Когда они видят индейца, они думают: о, мексиканец!
— А эти татуировки у вас на руках индейские?
— Когда мне было пять лет, правительство переселило мою семью в Лос-Анджелес, в Калифорнию. Они поместили нас в плохой район, где жили черные, мексиканцы, бедняки. Так я и рос с этими бедными людьми, у них были банды, и у людей были татуировки, и мне пришлось там жить. Татуировки с того времени.
— Вашу семью переселили насильно?
— Они согласились поехать по какой-то государственной программе. Но их обманули! В итоге подростком я рос среди других культур.

✿   ✿   ✿

Люди говорят, роды были тяжелыми, и ребенок родился слабым. Но на церемонии духи дали ему имя Лидирующий Пятнистый Орел и велели матери не тревожиться: он выживет и станет традиционным лакотой.

Это не означает, что он будет богат, уточняет за духов Ванбли Глежка Токахе, управляя «Нивой» своей жены.

— Мой народ не понимает ценности денег. Мы самые бедные люди в Америке, но не заботимся об этом. Мы живем духовной жизнью. Обо всем, что я делаю, я должен молиться. Должен ли я встретиться с вами, хорошо это или плохо для моего народа? Я предоставляю Вакан-Танке вести меня.

Позади сигналит огромный грузовик и обгоняет нашу «Ниву». Ее корпус нагревается на солнце, и становится жарко.

— Я рос среди женщин. Вокруг меня были тети, бабушка, ее сестры. У меня большая семья, у меня пять сестер, два брата живы и еще три брата были, но сейчас их уже нет с нами. Мамины сестры любили музыку, у них было много пластинок, они танцевали под Элвиса Пресли, и от этого я начал понимать музыку белых людей, музыку вашичу.

Машина останавливается у заправки, Наташа выходит заплатить за бензин, но Ванбли даже не меняет позы.

— Вашичу означает «рабовладелец», — заглядывает в машину Наташа, она уже заправила машину.

— Наташа, где мои ботинки? — Ванбли вываливается из машины медленно, как большой медведь. И неторопливо направляется в туалет.

— Вообще лакоты очень медленные, они все делают медленно, думают медленно, — говорит Наташа. — И он все время старается меня тормозить. Ну, я хочу побыстрее, потому что столько всего надо сделать, разве можно тянуть? А он говорит: «Вот потому-то вы и совершаете столько ошибок, вашичу, что не даете себе времени подумать!»

Он вернулся. Хлопает дверь.

— Какой была бы Америка, если бы не пришли белые люди?
Он перекидывает косичку с вплетенной в нее замшей: — Может быть, выглядела бы как Россия.

Машина пробегает по изогнутому мостику. Мимо проносится огромная грузовая Scania.

— Посмотрите на эти грузовики! — внезапно восторгается индеец. — У меня есть свой грузовик в Америке. И у меня есть права!

И правда, он похож на дальнобойщика, и грузовик подошел бы ему больше «Нивы».

✿   ✿   ✿

Яхрома. Навстречу летит целый караван грузовиков, воздушный поток от которых качает маленькую «Ниву».

— Россия напоминает мне, какими были США пятьдесят лет назад. Не в плохом смысле. У вас есть все современные вещи, и у вас много свободы. Правда, русские об этом не знают. Если ты родился и вырос в России, тебе кажется, что у тебя нет свободы. Но если бы ты вырос в Америке и переехал в Россию, ты бы увидел, что Россия более свободна. В Америке ничего нет.
— Ну, это не так, в Америке есть демократия.
— Есть поговорка: если вы хотите узнать правду об Америке, спросите индейца.
— Тогда скажите, почему вы живете в России? Это не очень традиционно для традиционного индейца.
— Я могу быть в любой точке мира. Я провожу индейские обряды тут, в России. Могу водить машину, но и на лошади могу ездить. Могу стрелять из оружия, а могу из лука. Я могу делать все, что делает американец, но я умею все, что должен уметь настоящий индеец.
— А вы слышали «Песню о настоящем индейце»?
— Которому везде ништяк? — радуется Наташа. — Нет, он не слышал!
— Но это правда про ништяк, — соглашается Ванбли. — Индеец — бедный человек. Поэтому, куда бы индеец ни шел, он в конце концов тоже встречает таких же, как он, бедных людей, которые гостеприимны, встречают его хорошо, относятся к нему как к брату, и действительно ему везде ништяк. Если бы он был богатым, то все было бы по-другому.
— Там слова такие, что если ему станет грустно, то он сядет, закурит трубку мира, посидит-подумает, что-нибудь придумает.
— Да, я так и делаю!
— А припев такой: «Эх, трава-травушка, травушка-муравушка»!
— Да, у нас песни такие же!

И он поет ребенку, рыдающему на заднем сиденье от того, что в жаре этой машины никто не обращает на него внимания.

— Моя дочь, — поет старый лакота, едущий в русской машине посреди полей и перелесков, — не печалься. Когда тебе плохо, посмотри на всю эту красоту, которую Вакан-Танка сотворил. И ты почувствуешь себя лучше.

От хриплого напева ребенок затихает и успокаивается. Ивы заботливо склоняются над дорогой. Мы проезжаем Абрамцево. Сиреневые, белые, желтые луга открываются со всех сторон. На них можно смотреть и смотреть, не отрывая глаз. Дорога, как ремень, перетягивает две половинки поля. Выцветшая георгиевская ленточка болтается на зеркале заднего вида.

— Мы молимся через песню, песня — это молитва. И я вижу, что русские делают то же самое.

Ребенок снова плачет, но отцу уже не до него.

— Но я начал замечать, что некоторые русские становятся как американцы. Если ты начинаешь жить как американец, твоя жизнь не так хороша, как кажется.

✿   ✿   ✿

Клин. Ветер несет песок через дорогу сплошной стеной, и с размаху стена песка бьется прямо в зеленую стену завода слева от дороги.

— Посмотрите, они меня все время обгоняют. А почему они так торопятся? Если они начнут жить медленнее, они не смогут платить за свои роскошные машины. Если ты хочешь жить как американец, тебе все время надо спешить. Чтобы выглядеть круто и всегда сиять. И это только кажется красивым, это ненормальная жизнь.
— Вы считаете, что спешить — плохо?
— Чем быстрее бежишь, тем быстрее умрешь. Это никогда не работает. Чем больше ты зарабатываешь, тем больше трат.
— Не хочу вас огорчать, но здесь все то же самое.
— Современный мир уничтожает землю. Они насилуют и ущемляют права, они забирают все от земли. Они выкачивают из недр нефть, и самое плохое — они забирают уголь. Сжигают, превращают это в ничто, и нет никакого способа поместить что-то назад, чтобы заполнить пустоты. Там просто дыра! И весь мир выглядит как яйцо, пустое изнутри. Сейчас в Америке происходит очень много провалов земли, под землей исчезают целые дома, дома и дороги.
— Не хочу вас расстраивать, но здесь такое тоже случается.

Мы стоим в пробке и покрываемся седьмым потом, как индейцы, которые призывают духов в своем храме, похожем на баню по-черному. Идет ремонт дороги.

— Что вы думаете о русских дорогах?
— Как в резервации прям. Единственное, что в России мне не нравится. В Америке всегда можно объехать пробку, а в России — нет. В России все дороги ведут в центр.
— Как вам эта машина?
— Я бы назвал это индейской машиной: ничего лишнего.

Где-то впереди дорожная служба пропускает по единственной рабочей полосе то один, то другой поток машин. Воздух перегрелся и застыл. Только встречные фуры обдают нас ветром с примесью бензина и пыли.

— Современный мир неправильно живет?

Он молчит с полминуты, будто вопрос должен попасть куда-то дальше его головы и оттуда же в его голову должен спуститься ответ. Пробка начинает двигаться. И, дождавшись движения, он кивает:

— Да! Моему народу все это не нравится. Но в России у вас есть много прекрасной земли! Я живу в индейской резервации Роузбад в Южной Дакоте, и там много пустой земли, как у вас. Мой народ не любит современный стиль жизни. Но мы ничего не можем с этим сделать. Сейчас мы проехали мимо копов.

Мне нужно полсекунды, чтобы сообразить, что речь идет о полиции.

— Если бы в Америке копы увидели меня за рулем, нас бы обязательно остановили! Только потому, что я выгляжу как индеец. Все, что касается нашей жизни и существования, все, что мы говорим, звучит так, как будто мы жалуемся. Но если ты не будешь говорить об этом, никто и не задумается.

✿   ✿   ✿

В небе рождается надежда: редкие облака набегают, обещая дождь.

— Люди забыли о том, что у нас есть на Земле. И как мы начали.
— А как мы начали?
— Когда мы были сотворены, всем людям был дан свой цвет, облик, язык, свои молитвы. И барабан — но немногие сохранили его. И искусство изображать то, что мы видим. Это были первые дары. К моему народу пришла женщина и принесла священные пути, по которым должны жить лакоты.
— Скрижали?
— У нас нет никаких скрижалей, мы и так знаем, что правильно, а что нет. Но она принесла нам способ поклонения и способ самовыражения. По легенде, мы были сотворены из камня, который произошел из ниоткуда. Этим камнем была Земля. И звезды дали камню воду. Женщина принесла нам священную трубку. И еще — семь священных добродетелей. Любить, уважать, учить, быть щедрым, молиться, танцевать и защищать женщин и детей. Мы открыли дьявола, когда вашичу пришли! Современный мир забирает у людей все больше добродетелей. Мы становимся такими же, как и все: у нас есть плохие индейцы, пьяницы, воры, женщины, которые изменяют мужчинам. Сто лет назад было стыдно изменять или брать что-то, что тебе не принадлежит. Но сейчас трудные времена, и мы проходим через все это. Я не пью и не курю. Я был во внешнем мире, играл рок-н-ролл, бывал в разных странах, и там были и женщины, наркотики, пьянки. Даже мой бас-гитарист и мой барабанщик пили. И мой гитарист умер от пьянок. Но на меня это никогда не влияло. Для меня музыка — это то, что Вакан-Танка дал мне, открыв дверь для меня в мир, куда я могу пойти.
— Вы говорите, Вакан-Танка дал вам музыку, ну а кто-то может сказать: Вакан-Танка дал мне алкоголь, мне весело, и я хочу прожить жизнь так.
— Он может так сказать! И он может так и сделать! Но если он лакота, он знает, что это неправильно. Мы знаем разницу между шича и ваштэ. В старые времена никто не курил марихуану, хотя она растет в Южной Дакоте, как сорняк. Белые люди привезли нам алкоголь.

Он беспокойно выглядывает из машины, потому что мы снова попали в пробку. Ждать тяжело, и на обочину рядом с нами втискивается машина, водитель которой не хочет ждать. Ванбли недовольно оглядывает ее и в конце концов кивает.

— Если хочет, пусть едет… Алкоголь заставляет мужчин бить женщин. Я работал с этими мужчинами как консультант. Это не безнадежно. Человеческий разум может измениться в любую сторону.

Ребенок радостно взвизгивает.

— У людей, которые бьют женщин, проблемы с гневом. Гнев мешает людям видеть разницу между тем, что хорошо и что плохо. Но когда ты работаешь с мужчинами, тебе нужно определить, где у них уровень стыда и где уровень любви. Я знаю мужчин, которые били женщин много лет, но однажды они перестали это делать.
— Раз можно изменить это, почему тогда нельзя сделать так, чтобы люди перестали воевать?
— Для этого есть священная трубка. Жаль, что я не захватил ее с собой. Скажи ей, что мы курим, — приказывает индеец русской жене.
— Кору красной ивы. Точнее, не кору, а то, что под корой. Это лекарство, и это вовсе не марихуана. Это придумано, чтобы опорочить трубку мира. Это хиппи придумали, чтобы прикрыть свои пороки.
— Должна вам сказать, Ванбли, что в «Песне о настоящем индейце» подразумевается марихуана.
— О-о-о-о-о… — тянет он. — Священная трубка вовсе не для наркотиков. Южные и юго-западные племена используют пейот, слыхали? Лакота не делают этого. Для того чтобы получить видения, мне не нужны наркотики. Я — участник Солнечного танца.

Он оттягивает вниз ворот футболки и выставляет на обзор причудливые шрамы на груди.

— Четыре дня в течение Солнечного танца мы не пьем воду и не едим, прокалываем кожу на груди, привязываемся к Священному дереву ремнями и молимся на холме. Не каждый выдержит такое: у тебя течет кровь, на тебя нападают москиты. Но когда ты не ешь и не пьешь в течение четырех дней, — он саркастически ухмыляется, — у тебя будут видения! Но видения, которые ты получишь таким образом, — это будут настоящие видения! Людей, помогающих тебе, духов и твоих предков, которые приходят тебе помочь. Это видения, которыми мы живем.

Наконец раскаленная пробка двинулась вперед. Над дорогой поднимается жаркое марево. Видимые края земли подернуты серым горизонтальным туманом.

— Мир — это большая проблема, большая беда, — говорит индеец. — Потому что у всех есть ядерное оружие. Если мы хотим жить в безопасном мире, люди должны дружить друг с другом, иметь больше информации. Это то, что может изменить мир.

✿   ✿   ✿

Руза. Проехав по улице Социалистической, мы сворачиваем на улицу Солнцева и двигаемся под уклон, к горизонту, от которого поднимаются тонкие кривые елочки.

— Я встречал русских женщин. Не только ее, — он показывает за спину на Наташу. — И у них есть мораль, хорошие ценности. У меня есть другие дети. Но я раньше не знал, что женщина может пить, изменять, разозлиться и уйти к другому. Американцы могут все порвать за секунду. Когда я жил в индейской резервации, я думал, все женщины такие, как моя мама. Потом я поехал в Калифорнию, и у меня разбилось сердце, когда я узнал, что женщины могут делать разные вещи. Я был в шоке, когда узнал, что женщина может тебя бросить. И они делают это в Америке!
— Должна вас расстроить, они делают это везде.
— Да? И здесь тоже?
— Да, но не все.
— Женщина должна зависеть от мужчины. Мужчина должен предоставлять ей все вещи, как мужчина! И если не так, то женщины уйдут! Я видел русских мужчин, которые такие же, как американцы: выскакивают в солнечных очках из машины, и все их манеры — американские! Я могу читать весь их характер, глядя на них! Поэтому я вижу, как Россия разваливается изнутри, как она постепенно превращается в Америку.
— Такое впечатление, что словом «Америка» вы называете все плохое. Для всего плохого, что есть в мире, у вас есть слово «Америка».
— Я скажу одну вещь о вас. Вы не следите за тем, что происходит в мире!
— Я?
— Вы! Потому что если бы вы следили, вы не задавали бы мне глупых вопросов. Потому что если бы вы изучали, что происходит в мире, сколько людей убивают в Америке, вы бы знали это. Вы плохо подготовились к интервью об Америке. Вы были там?
— Да.
— И каковы ваши впечатления?
— Мне показалось, между нами много общего.

Ванбли не согласен.

— Если ты русский в Америке, то им это интересно. Если ты не говоришь по-английски или говоришь плохо, они считают, что ты глупый, что у тебя не хватает мозгов.
— Но это свойственно любой стране. А как, вы думаете, тут относятся к рабочим из соседних стран, которые плохо говорят по-русски?
— Но я не встречал такого отношения!
— Но вы и не работаете дворником. К тому же вы индеец, а это экзотика. Но если дворник не понимает по-русски, к нему будут относиться так, будто, как вы говорите, у него «не хватает мозгов».
— Ну ладно, но они-то приезжают из другой страны! А там белые приехали в нашу страну и относятся к нам как к чуркам. Они говорят по-английски, но это же не Англия! У нас даже нет земли, она украдена. Представьте, если бы Россию завоевали китайцы. И каждый раз, когда вас останавливает полиция, — это китайская полиция. Когда вы идете к доктору — это китайский доктор. И они заставляют вас говорить по-китайски. Как бы вы к этому относились?! Моя страна — не Америка, это Черепаший Остров! Они даже изменили название! Я бы хотел жить в моей стране, с моим языком, с моими деньгами, я бы гордился своей страной. Но, к сожалению, все не так.

Мы проезжаем деревенское кладбище.

— Через двадцать лет, возможно, не останется людей, говорящих на языке лакота! Мы вымираем, как динозавры. Даже песен, которые я пою, вы никогда больше не услышите. Мы находимся в конце моей культуры. Вы увидите фальшивых вождей, которые будут говорить красивые английские слова, махать американским флагом, но они уже не будут индейцами. Они будут американцами.
— А сколько человек говорит сейчас на языке лакота?

— Ч-ч-черт… — выругалась Наташа.

Машина остановилась, заплакал ребенок, в окне возникла голубая форменная рубашка.

— Здравствуйте, ваши документы, пожалуйста.
— За рулем у нас иностранец, я хозяин машины, вот мои документы, — затараторила Наташа. — У него американские права, они переведены на русский, сейчас перевод вам дадим, что-то еще надо?
— Сейчас… — неторопливо принял документы полицейский. — Страховочку дайте, пожалуйста.
— Ага. Есть перевод, если вам интересно…

Полицейский равнодушно повертел страховку:

— Счастливого пути.

Ребенок заплакал, машина поворчала и завелась.

— Вот что я люблю в русских копах, — завел свою пластинку Ванбли. — Если бы мы были в Америке, они бы заставили каждого выйти, руки за голову, каждого бы обыскали и обыскали бы машину на наличие наркотиков.

Ребенок плачет громче, громче и громче.

✿   ✿   ✿

— Приехали!

Наташа прикручивает дочку к своей спине с помощью слинга ручной работы. И по узкой обочине между глубоким рвом и машинами на краю дороги, не оглядываясь, стремительно двигается к цели — небольшому одноэтажному зданию, паспортному столу на окраине Можайска.

Открывает тяжелую дверь, проходит по узкому коридору и мимо очереди — с младенцем можно — заходит в кабинет. Ждет стоя, потому что ребенок на спине.

— Паспорт, миграционная карта с визой.

Беглый взгляд сотрудника паспортного стола.

— Срок какой?
— Мы регистрировали его в Переславле-Залесском, — снова тараторит Наташа. — Его виза позволяет полгода непрерывного пребывания. Здесь я не знаю, как вы нам позволите. Хорошо бы на полгода, для нас это, конечно, лучше…

Она ходит из угла в угол.

Но тут в кабинет входит еще один сотрудник. И выясняется, что выезд и въезд в страну в один и тот же день не считается. Имеет ли право гражданин США Ванбли Глежка Токахе находиться здесь — это еще нужно прояснить.

Большой Ванбли появляется в пространстве коридора и грузно усаживается на единственный стул. Наташа пересказывает ему разговор и тревожно вздыхает.

— У меня нет оснований быть там, а у него нет оснований быть здесь! Нормально? Вы должны написать страшную историю про миграционную службу, как с нами обращаются!
— Пока что с вами ничего не случилось.
— Посмотрим, конечно!

Наташа идет жаловаться в другой кабинет.

— Ваш сотрудник говорит нам: подавайте документы на временное проживание. Мы бы с удовольствием, но у нас не оформлен брак! И куда с этим обращаться?

Но женщина погрузилась в документы и не слышит.

— Вообще странно, почему ж так… — выплывает из раздумий ответственная сотрудница паспортного стола. — Тут четко написано, что срок временного пребывания иностранного гражданина определяется сроком действия выданной ему визы. Всё!
— Ну, так если никто не придирается, почему не оформить! — хочет поругаться Наташа.

Но сотрудница уже говорит с человеком, возникшим в проеме двери.

— Леш! Послушай! «Временно пребывающий… — ныряет она в закон и выныривает с находкой, — …обязан выехать по истечении срока действия его визы!» А у них виза…
— Полгода, — говорит Леша.
— Три года, — мрачно поправляет Наташа.
— В общем, это все не имеет отношения! А соглашение какое-нибудь есть? Какое-то время они должны находиться за границей? Но это же бессмысленно — доехать до границы и вернуться обратно!
— Как это? — подскакивает Наташа. — Смысл — продление визы! У меня есть знакомые, которые делают все то же самое!
— Давайте мы дождемся начальства, — пасмурно предлагает сотрудник Леша. — И сделаем все в соответствии с законом. Хорошо?
— Вы хоть скажите, когда оно приедет!
— Проявите немного терпения…

Смурной Леша выходит.

— Ни у кого, кроме этого человека, вопросов не возникало! Мне кажется, ему просто нравится мурыжить людей! — возмущается Наташа.
— «…Или иного срока действия», — снова погружается в законы ответственная сотрудница.

✿   ✿   ✿

Ванбли берет на руки дочку и выходит на улицу. Опускает ее на землю, и она радостно топает босяком по траве, радуясь свободе.

— Я вырос в худшей части Лос-Анджелеса, где все были цветные, черные, мексиканцы. Мы видели много насилия вокруг, даже убийства. Это была жизнь вовсе не для детей. А когда отцу посчастливилось найти хорошую работу и мы переехали в район поблагополучнее, там оказалось еще хуже. Это был район для белых, и они не хотели жить по соседству с индейцами. В наш дом кидали камни, писали краской на стене, нас дразнили и унижали. Мать не хотела, чтобы я дрался. Но однажды, когда камнем разбили окно, она не выдержала и сказала: пойди и покажи им! И я обрадовался, пошел и очень хорошо подрался. За это меня выгнали из школы, зато на улице меня стали бояться. И я понял, что я должен сражаться. Мы переехали в другой дом, и там мне пришлось сражаться с черными. Зато мексиканцы полюбили меня за то, что я был настоящим индейцем, который не боялся черных и белых. И мы стали бандой. Я думал, что меня станут считать сильным и в конце концов попал в беду.

А потом, когда бабушка сильно заболела, я поехал ее навестить. И она спросила: «Почему ты все время ведешь себя плохо?» Я сказал: «Орел тоже делает плохие вещи, чтобы выживать!» И бабушка сказала: «Но ты не орел». Бабушка заставила меня вспомнить, что означает мое имя: «иметь честь», а не «делать плохие вещи, чтобы выживать». Она заставила меня стыдиться и изменила меня.

Пока он рассказывал, Наташе удалось оформить регистрацию на полгода. Оказалось, у Ванбли очень редкая виза, которую выдают индейцам.

Как только хлопнули двери машины, ребенок опять заплакал. Наташа предлагала поехать к воде, но Ванбли хотел поесть. Вскоре они обнаружили кафе «с домашней едой» и заказали бифштекс и картошку фри для Ванбли и равиоли для Наташи.

В кафе Ванбли два часа рассказывал про индейские обычаи и в конце концов дошел до того, как хорошо иметь мужа-индейца.

— Он же, получается, идеальный мужчина, — подтвердила Наташа. — Не пьет, сидит дома, занимается с ребенком!
— Меня любят за музыку или за то, что я индеец, — радостно согласился Ванбли. — И только Наташа любит меня за то, какой я есть!

Одна богатая женщина хотела вернуть его в Америку. Она написала ему: «Возвращайся из России, я тебе Harley-Davidson подарю!» Но Ванбли отрезал:

— Мне он не нужен!
— Что тебе нужно? — спросила женщина.
— То, что мне нужно, я уже получил в России.
— Она что, белая? — спросила его женщина.
— Нет, она русская!

✿   ✿   ✿

— Я не называю русских белыми. Русские другие. У меня есть теория. Наши люди могли с востока прийти в Россию, встретить русских и раствориться в них. И эти гены, возможно, остались в русских. Потому что я видел многих русских, которые выглядят точно как лакота.

Он поворачивает ключ в замке зажигания, на ключе болтается четырехцветный брелок.

— Есть четыре священных цвета — они на этой связке ключей. Черный — это вода, красный — земля, желтый — воздух и белый — это огонь. Некоторые верят, что эти четыре цвета означают четыре расы и четыре стихии, за которые они отвечают. Они думают, что черный — это черные люди и вода. Красный — это земля и индейцы, то есть мы должны быть защитниками земли. Желтые должны заботиться о воздухе. А белые должны заботиться об огне. И в этом есть небольшая правда. Но китайцы сейчас очень сильно загрязняют воздух. И очевидно, что белый человек создал атомную бомбу, самый большой огонь, который вышел из-под контроля. Они не смогли заботиться об огне.

Когда мы отправляемся в обратный путь, древесные родственники сходятся к дороге и нависают над ней. Идет дождь, и в полумраке машины, подсвеченном потусторонним зеленым, лицо Ванбли становится похоже на вылепленную из глины скульптуру.

— Мой народ говорит, что-то должно произойти. Все, что у нас осталось, — это молитва. Если люди не хотят слушать, мы не можем это остановить.

Холодает. В мокрой ленте асфальта отражается узкая полоса неба, узкая лента неба отражает в себе полосу асфальта, лес справа и слева отражается сам в себе. Машина мчится в законченной четырехгранной перспективе, как металлический снаряд в оружейном стволе, и так же внезапно перед ней распахивается широкая возвышенность, а внизу из клубящейся зелени вспыхивают золотые купола Рузы. Солнце садится, широкие поля рассыпаются слева и справа. Река Вейна прорезает блестящую ленту асфальта крестом. В небе, накрывающем куполом эту индейскую землю, венчаются полосы облаков.

Русский репортёр, №17-19 (394)

Комментарии (0)

Добавить комментарий